постновогодний рассказ
Коза отпущения, как знать
и заводная игрушка
и заводная игрушка
Первый взгляд на семью Стрельцовых — главных героев нового романа Яны Миа "По ветру"
— Белочка, милая, может все-таки без меня, а?
— Эль, имей совесть. Мы договорились же, что все приедем, — сестра в трубке звучала не столько раздражённо, сколько просяще.
— Я помню, конечно. Но мы загород уехали праздновать и…
— Вернётесь сегодня вечером, — прервала её попытку отмазаться Белка. — Завтра утром ждём тебя. Я наберу, как выезжать будем. Всё, Эль, мне ещё Тёмыча вызвонить надо.
— Так может и затевать ничего не стоило, раз приходится всех вызванивать и уговаривать?
Эля выбежала на улицу в наспех накинутой куртке Славы и в чьих-то огромных ботинках — идентифицировать с первого взгляда не удалось, а времени разбираться — не было. В доме всё ещё шумел праздник, и Эля вынесла семейный разговор на улицу. Чем дольше Белка не сдавалась, тем сильнее замерзала Эля, а следовательно — становилась раздражённой и злой.
— Это наши родители, Эль. Я тебя давно не видела, Тёмыча тоже. Ну давайте хоть на пару часов побудем семьёй.
Эле было что возразить на каждый из аргументов. Увидеться они могли и вне «родового гнезда», если бы только хотели чаще вспоминать, что они сиблинги — не обязательно втягивать в это родителей. Тёмыч скорее всего привезёт свою пассию, а Эля отработает на «ура» номер «коза отпущения». Так себе начало года, но расстраивать Белку не хотелось. Она точно не виновата, что выросла идеальной — на ней до сих пор и держалась вся семейность Стрельцовых, стоило, наконец, её поддержать.
— Ладно, мелочь, так и быть. Я даже подарки вам приготовила, если честно. А родителям…
— Об этом мы с Мишкой позаботились. И Тёмыч вроде тоже что-то милое им раздобыл, так что с тебя — угощения к столу. Ты в этом всем нам фору дашь.
— Это я тоже подготовила, — нехотя призналась Эля.
— Тогда чего ты столько сопротивлялась? — Возмущенная Белка напоминала Тосю из «Девчат», которая так яро пыталась показать свою гордость и злость, а внутри оставалась милой и трогательной малышкой.
— Стоило попытаться, ну правда. А то я а каждой семейной сходке — Гринч, может в этот раз вы всё-таки отпраздновали бы без меня. А я курьером всё…
— Элечка, пожалуйста, — тихо попросила Белка, и Элеонора сдалась окончательно. — Без тебя — никак, не в этот раз.
— Всё, мелочь, выдыхай. Приеду, куда я денусь.
— Спасибо, всё, я Тёмычу буду звонить. До завтра!
Эля спрятала телефон в карман, зачерпнула рукой снега — сразу по коже болючие иголочки побежали, — и с болезненным удовольствием растёрла его по лицу. Новогодняя сказка — читай, тусовка, — заканчивалась прямо сейчас. Через час-другой все начнут собирать вещи, сгребать мусор в огромные чёрные мешки, суетиться — и от праздничной ленивой неги не останется и следа. А завтра Элю ждало то ещё испытание на прочность, так что счастливого покоя оставалось минуты на две — пока она в край не окоченеет. Куртка знакома пахла Славкой, заснеженный посёлок тонул в послеобеденной зимней дымке, а Эля старалась сохраниться в этом мгновении — второго января нового две тысячи двадцать первого года.
— Эль, имей совесть. Мы договорились же, что все приедем, — сестра в трубке звучала не столько раздражённо, сколько просяще.
— Я помню, конечно. Но мы загород уехали праздновать и…
— Вернётесь сегодня вечером, — прервала её попытку отмазаться Белка. — Завтра утром ждём тебя. Я наберу, как выезжать будем. Всё, Эль, мне ещё Тёмыча вызвонить надо.
— Так может и затевать ничего не стоило, раз приходится всех вызванивать и уговаривать?
Эля выбежала на улицу в наспех накинутой куртке Славы и в чьих-то огромных ботинках — идентифицировать с первого взгляда не удалось, а времени разбираться — не было. В доме всё ещё шумел праздник, и Эля вынесла семейный разговор на улицу. Чем дольше Белка не сдавалась, тем сильнее замерзала Эля, а следовательно — становилась раздражённой и злой.
— Это наши родители, Эль. Я тебя давно не видела, Тёмыча тоже. Ну давайте хоть на пару часов побудем семьёй.
Эле было что возразить на каждый из аргументов. Увидеться они могли и вне «родового гнезда», если бы только хотели чаще вспоминать, что они сиблинги — не обязательно втягивать в это родителей. Тёмыч скорее всего привезёт свою пассию, а Эля отработает на «ура» номер «коза отпущения». Так себе начало года, но расстраивать Белку не хотелось. Она точно не виновата, что выросла идеальной — на ней до сих пор и держалась вся семейность Стрельцовых, стоило, наконец, её поддержать.
— Ладно, мелочь, так и быть. Я даже подарки вам приготовила, если честно. А родителям…
— Об этом мы с Мишкой позаботились. И Тёмыч вроде тоже что-то милое им раздобыл, так что с тебя — угощения к столу. Ты в этом всем нам фору дашь.
— Это я тоже подготовила, — нехотя призналась Эля.
— Тогда чего ты столько сопротивлялась? — Возмущенная Белка напоминала Тосю из «Девчат», которая так яро пыталась показать свою гордость и злость, а внутри оставалась милой и трогательной малышкой.
— Стоило попытаться, ну правда. А то я а каждой семейной сходке — Гринч, может в этот раз вы всё-таки отпраздновали бы без меня. А я курьером всё…
— Элечка, пожалуйста, — тихо попросила Белка, и Элеонора сдалась окончательно. — Без тебя — никак, не в этот раз.
— Всё, мелочь, выдыхай. Приеду, куда я денусь.
— Спасибо, всё, я Тёмычу буду звонить. До завтра!
Эля спрятала телефон в карман, зачерпнула рукой снега — сразу по коже болючие иголочки побежали, — и с болезненным удовольствием растёрла его по лицу. Новогодняя сказка — читай, тусовка, — заканчивалась прямо сейчас. Через час-другой все начнут собирать вещи, сгребать мусор в огромные чёрные мешки, суетиться — и от праздничной ленивой неги не останется и следа. А завтра Элю ждало то ещё испытание на прочность, так что счастливого покоя оставалось минуты на две — пока она в край не окоченеет. Куртка знакома пахла Славкой, заснеженный посёлок тонул в послеобеденной зимней дымке, а Эля старалась сохраниться в этом мгновении — второго января нового две тысячи двадцать первого года.
— Элеонора, не стой в дверях! Ты совсем легко одета как-то…
— Мам, я на машине.
Вместо приветствия — наставления и замечания, в этом — вся мама. Эля поставила сумки у кованой полки для обуви и стянула с себя короткую куртку. Весь дом дышал суетой и напоминал растревоженное осинное гнездо, хотя внутри находилось всего пару человек: Тёмыч точно опаздывал, родители не должны были звать кого-то ещё, и выходило, что весь шум создавали четверо.
— Привет, — из кухни показалась Белка. Нарядная, в платье — сочетание белого и серебристых вставок, — с лёгкими кудрями у лица. Эля каждый раз задерживала взгляд на сестре и не могла понять, как в их семье появилась такая идеальная и сказочная Белочка. Она словно не подходила по всем параметрам Стрельцовым: слишком нежная, слишком милая, слишком тёплая — просто слишком человечная и трогательная. Белка, конечно, походила на маму, даже, наверное, стремилась стать такой же: Вера Стрельцова встретила дочь в красивом платье винного оттенка, с укладкой и на каблуках — куда же без них на праздник! Только вот между этими двумя женщинами их семьи была огромная пропасть — в умении показывать любовь. Хотя они обе сказали бы, что не Эле об этом судить.
— Привет, мелочь. Новая коллекция? — Она крутанула сестру вокруг своей оси, чтобы полюбоваться платьем.
— Нет, эксклюзив для дизайнера — должна же я хоть что-то иногда и себе создавать! — Белка чмокнула сестру в холодную щеку. — Ты сегодня тоже в моём!
— Решила не нагнетать и надела юбку, — Эля развела руками, демонстрируя нежный бежевый тонкий свитер с широким горлом и серебристую юбку-плиссе, которую действительно выпустил бренд Белки. — Иногда мне кажется, что не твоих вещей в моём гардеробе и не существует.
— Это плохо?
— Окстись, я готова тебе круглогодичную рекламу делать!
— Хватит болтать, — вмешалась мама, появившаяся словно из-под земли. — Нам нужно стол накрыть, пока Артемий приедет.
— А папа где? — Эля уже тащила пакеты на кухню: спорить с мамой — самое бесполезное и опасное занятие в мире.
— Они с Михаилом где-то наверху, наверное, у папы в кабинете.
Эля едва открыла рот, как наткнулась на умоляющий взгляд Белки: молчи, мол, не порти праздник. Ничего не оставалось, как заткнуться и раскладывать на стол покупки: дорогие колбасы с плесенью, сыры, вино, фрукты, бельгийский шоколад — Эля обещала лучшее, Эля лучшее и привезла. Но внутри бушевала: в этом доме мужчины становились бытовыми инвалидами, едва переступали порог. Мама искренне считала, что женщина должна беречь семейный очаг, заботится о доме и семье и остальные цитаты из Домостроя. Эле давно пора было бы привыкнуть, но все никак не выходило — каждый раз хотелось встряхнуть отца, отправить Тёмыча мыть посуду или вырвать из цепких лап уважительного подчинения Белкиного Мишку.
— Элеонора, ты в тапочках собираешься садиться за стол?
— Ну если он внутри дома, мам, то да, в тапочках.
— Не дерзи матери, — Вера Андреевна даже тон не поменяла, но от её замечания захотелось спрятаться под стол. — И сколько можно тебе говорить, что образ всегда должен быть целостным, даже дома!
— Может, если не выходит в меня это вбить, то и оставим как есть? Мам, я домой приехала, я хочу сидеть расслабленно и уютно, чтобы ноги не отекали в туфлях, а смеяться можно было громко и от души. Мы не на балу же…
— Необязательно выходить в свет, чтобы выглядеть достойно. Тем более, у нас сегодня Михаил и Варвара в гостях — ты же не хочешь перед ними показаться некультурной.
— Мама, — почти взревела Эля, пока Белка предупреждающе дергала её за юбку — прямо как в детстве. — Мишка знает меня лет пять — он скорее удивится, если я буду приличной дамой, как вы. А Варвара — как ты выразилась — сама…
— Мы же гирлянды не включили, — поспешно вмешалась Белка, пока Эля не устроила катастрофу из этого дня еще на старте. — Эль, сходи во двор, там ёлку и украшения можно зажечь…
— Поняла, мелочь, иду, — капитулировала Эля, понимая, что смысла в её сражениях нет никакого.
— Перестань называть сестру мелочью! У неё имя такое красивое — Изабелла.
— Именно поэтому она просит всех называть её Белкой, — сквозь зубы пробубнила Эля и получила щипок от сестры. — Ретируюсь во двор, пока не добила вас своей паршивостью.
Январь не жаловал зимней погодой: на улице устаканился нейтральный ноль и вчерашние остатки снега медленно превращались в воду. Эля прошла вдоль дома в поисках выведенных во двор розеток, чтобы подключить гирлянды. У них по традиции стояла наряженная ёлка в гостиной, но ту, что росла у гаража, они тоже увешивали игрушками и огоньками. Чтобы все вокруг видели — у Стрельцовых праздник, всё хорошо и внутри и снаружи. Эля терпеть не могла эти показательные выступления: одно дело, когда они жарили шашлыки во дворе и сидели там по полдня — тогда и все эти украшения понятны и приятны глазу. Но они же в доме будут весь день, кому там смотреть на пригаражную ёлку и грозди гирлянд у крыши?
Эля закрыла глаза, глубоко вдыхая влажный воздух — нужно успокоить себя внутри, пока она не взорвалась и не устроила огромный праздничный скандал. С каждым годом ей всё сложнее давалось время в «родовом гнезде». Видимо, свободная жизнь без чужих запретов и рамок слишком сильно расслабляла Элю.
— Мам, я на машине.
Вместо приветствия — наставления и замечания, в этом — вся мама. Эля поставила сумки у кованой полки для обуви и стянула с себя короткую куртку. Весь дом дышал суетой и напоминал растревоженное осинное гнездо, хотя внутри находилось всего пару человек: Тёмыч точно опаздывал, родители не должны были звать кого-то ещё, и выходило, что весь шум создавали четверо.
— Привет, — из кухни показалась Белка. Нарядная, в платье — сочетание белого и серебристых вставок, — с лёгкими кудрями у лица. Эля каждый раз задерживала взгляд на сестре и не могла понять, как в их семье появилась такая идеальная и сказочная Белочка. Она словно не подходила по всем параметрам Стрельцовым: слишком нежная, слишком милая, слишком тёплая — просто слишком человечная и трогательная. Белка, конечно, походила на маму, даже, наверное, стремилась стать такой же: Вера Стрельцова встретила дочь в красивом платье винного оттенка, с укладкой и на каблуках — куда же без них на праздник! Только вот между этими двумя женщинами их семьи была огромная пропасть — в умении показывать любовь. Хотя они обе сказали бы, что не Эле об этом судить.
— Привет, мелочь. Новая коллекция? — Она крутанула сестру вокруг своей оси, чтобы полюбоваться платьем.
— Нет, эксклюзив для дизайнера — должна же я хоть что-то иногда и себе создавать! — Белка чмокнула сестру в холодную щеку. — Ты сегодня тоже в моём!
— Решила не нагнетать и надела юбку, — Эля развела руками, демонстрируя нежный бежевый тонкий свитер с широким горлом и серебристую юбку-плиссе, которую действительно выпустил бренд Белки. — Иногда мне кажется, что не твоих вещей в моём гардеробе и не существует.
— Это плохо?
— Окстись, я готова тебе круглогодичную рекламу делать!
— Хватит болтать, — вмешалась мама, появившаяся словно из-под земли. — Нам нужно стол накрыть, пока Артемий приедет.
— А папа где? — Эля уже тащила пакеты на кухню: спорить с мамой — самое бесполезное и опасное занятие в мире.
— Они с Михаилом где-то наверху, наверное, у папы в кабинете.
Эля едва открыла рот, как наткнулась на умоляющий взгляд Белки: молчи, мол, не порти праздник. Ничего не оставалось, как заткнуться и раскладывать на стол покупки: дорогие колбасы с плесенью, сыры, вино, фрукты, бельгийский шоколад — Эля обещала лучшее, Эля лучшее и привезла. Но внутри бушевала: в этом доме мужчины становились бытовыми инвалидами, едва переступали порог. Мама искренне считала, что женщина должна беречь семейный очаг, заботится о доме и семье и остальные цитаты из Домостроя. Эле давно пора было бы привыкнуть, но все никак не выходило — каждый раз хотелось встряхнуть отца, отправить Тёмыча мыть посуду или вырвать из цепких лап уважительного подчинения Белкиного Мишку.
— Элеонора, ты в тапочках собираешься садиться за стол?
— Ну если он внутри дома, мам, то да, в тапочках.
— Не дерзи матери, — Вера Андреевна даже тон не поменяла, но от её замечания захотелось спрятаться под стол. — И сколько можно тебе говорить, что образ всегда должен быть целостным, даже дома!
— Может, если не выходит в меня это вбить, то и оставим как есть? Мам, я домой приехала, я хочу сидеть расслабленно и уютно, чтобы ноги не отекали в туфлях, а смеяться можно было громко и от души. Мы не на балу же…
— Необязательно выходить в свет, чтобы выглядеть достойно. Тем более, у нас сегодня Михаил и Варвара в гостях — ты же не хочешь перед ними показаться некультурной.
— Мама, — почти взревела Эля, пока Белка предупреждающе дергала её за юбку — прямо как в детстве. — Мишка знает меня лет пять — он скорее удивится, если я буду приличной дамой, как вы. А Варвара — как ты выразилась — сама…
— Мы же гирлянды не включили, — поспешно вмешалась Белка, пока Эля не устроила катастрофу из этого дня еще на старте. — Эль, сходи во двор, там ёлку и украшения можно зажечь…
— Поняла, мелочь, иду, — капитулировала Эля, понимая, что смысла в её сражениях нет никакого.
— Перестань называть сестру мелочью! У неё имя такое красивое — Изабелла.
— Именно поэтому она просит всех называть её Белкой, — сквозь зубы пробубнила Эля и получила щипок от сестры. — Ретируюсь во двор, пока не добила вас своей паршивостью.
Январь не жаловал зимней погодой: на улице устаканился нейтральный ноль и вчерашние остатки снега медленно превращались в воду. Эля прошла вдоль дома в поисках выведенных во двор розеток, чтобы подключить гирлянды. У них по традиции стояла наряженная ёлка в гостиной, но ту, что росла у гаража, они тоже увешивали игрушками и огоньками. Чтобы все вокруг видели — у Стрельцовых праздник, всё хорошо и внутри и снаружи. Эля терпеть не могла эти показательные выступления: одно дело, когда они жарили шашлыки во дворе и сидели там по полдня — тогда и все эти украшения понятны и приятны глазу. Но они же в доме будут весь день, кому там смотреть на пригаражную ёлку и грозди гирлянд у крыши?
Эля закрыла глаза, глубоко вдыхая влажный воздух — нужно успокоить себя внутри, пока она не взорвалась и не устроила огромный праздничный скандал. С каждым годом ей всё сложнее давалось время в «родовом гнезде». Видимо, свободная жизнь без чужих запретов и рамок слишком сильно расслабляла Элю.
— Медитируешь?
В попытках успокоиться она не услышала притормозившего невдалеке такси, не засекла скрипа калитки, поэтому слегка подпрыгнула от неожиданного звука голоса брата.
— Тёмыч, твою мать!
— Нашу, Эля, нашу, — хохотнул брат и сгрёб её в объятия. Эля недовольно бубнила проклятия, но обняла Тёмыча в ответ. И только тогда увидела в паре шагов от них Варю.
— Привет, — отступив от брата, кивнула Эля. — С наступившим, получается.
— Да, с наступившим! Отлично выглядишь! — Варя улыбалась напряжённо и дёрганно поправляла огромный узорчатый шарф. Эля знала, что девушка брата её побаивается, но никак не пыталась ситуацию изменить — пусть помнит, что за Тёмыча ей глотку-то перегрызут и не подавятся.
— Выходит, мы последние приехали?
— Да, Тём, вы как всегда опоздали. Но мама уже вцепилась в меня, так что можешь не переживать — никто не заметит.
— Узнаю нашу семью!
— Добро пожаловать, Варя! — Эля внезапно сместила весь акцент на барышне Тёмыча — вся раздражительность вылилась на лишнего, случайного персонажа этого грустного застолья. — Подумай дважды, хочешь ты ли в этот адский котёл возвращаться ещё когда-нибудь.
Не вслушиваясь в бурчание брата, Эля поспешила в дом. Она честно любила свою семью — каждого по-своему, — но больше на расстоянии. И если бы не классно проведенный Новый год с друзьями, который закрыл потребность в позитивных эмоциях, всем в этом доме сейчас досталось бы куда больше, чем просто мелкие подколки.
— Мам, Тёмыч приехал! — Быстро снять с себя куртку, переобуться в тапочки и сбежать с глаз долой, переключив мамину любовь на средненького. Идеальный план по мнению Элеоноры Александровны Стрельцовой.
— Ну вот опять эти ваши обрубленный прозвища! — Мама гордо несла себя и поднос с праздничной уткой, который Эля перехватила на ходу. — Артемий, дорогой, с Новым годом! О, ты привёз с собой Варечку! Проходи, милая, не стесняйся.
— Мама, не суетись так, — Тёмыч поцеловал Веру Андреевну в щёку. — Варя не первый раз в этом доме — прекрасно разберётся, что к чему.
— Какой ты порой невнимательный, Артемий! Как только Варечка тебя терпит!
В мамином тоне, конечно, не было ни капли поучения, скорее — милое журение, как совсем неразумным детям что-то объясняют. Потому что это — сын. И хоть он не такой идеальный вырос, как Белка, но хотя бы не вставал на тропу саркастичных пререканий, как Эля.
— Пожалуйста, не комментируй, — прошептала на ухо откуда-то взявшаяся Белка. — Я помню, что ты Варю не жалуешь, но не при маме.
— Заступаться начнёт? — так же шёпотом уточнила Эля.
— Ещё бы! Ты же знаешь, что и Мишку, и Варю мама обожает вне зависимости от того, какие они люди. Просто по факту их наличия, как мне кажется.
— Окстись, Мишка твой такой же положительный, как и ты. Чего там не любить-то?
— Это ты мне скажи, — буркнула Белка, правда совсем безобидно.
— Я не его не люблю, а ваши все эти сахарные отношения. Не сахарные, — тут же добавила Эля, предвосхищая вопросы о Варе, — я тем более не понимаю и не поощряю.
— Тяжело тебе придётся, сестрёнка, — то ли про сегодняшний день, то ли про жизнь в целом вздохнула Белка.
— Все мыть руки и за стол! Артемий, позови отца и Михаила — они наверху.
Все снова засуетились, словно в доме десятка три людей, а не одна отдельно взятая семья. Эля пальцами поправила свою слегка подкрученную чёлку, проверила, нет ли важных сообщений на телефоне и выключила звук — от греха подальше. В гостиной пахло едой: мама умела очень вкусно готовить и красиво сервировать любое блюдо. Хранительница очага — она до мелочей продумывала меню, скатерть и салфетки в тон, приборы и вина под определенные закуски и горячее. Журнальный столик практически весь был покрыт фруктами — преимущественно мандаринами, конечно, — но мама добавила и то, что привезла Эля. А в свободном от идеально подобранной мебели и современной техники углу красовалась ёлка. Живая, огромная, пахнущая лесом и детством. Эля у себя в квартире предпочитала гирлянды и лапник максимум, а тут пушистая красавица, в которую по-кошачьи хочется упасть и пропасть ненадолго. Эля щёлкнула выключателем гирлянды, и по зелёному полотну побежали разноцветные огоньки. Мама подобрала идеальные шары — ёлка словно с фото журнала по дизайну! — но Эля скучала по кривым самодельным игрушкам, старым советским шишечкам и зверушкам, по пенопластовым дед морозу со снегурочкой, в конце концов. В этих абсолютно не модных и порой несочетающихся украшениях было столько праздника и семейности, что, казалось, можно было пережить любой шторм разрозненных настроений. А сегодня ёлка выглядела красивой, но бездушной — прямо как Эля в глазах многих знакомых и членов семьи.
— Элеонора, — спокойный грудной голос отца вывел её из раздумий. Он приветственно раскрыл объятия в ожидании, когда дочь побежит его обнимать, сам, при этом, ни шагу от дверей, в которых замер, не сделав. Эля неторопливо подошла, обняла отца, поцеловала в колючую щёку — они с Тёмычем словно двое из ларца со своими прямоугольными очками и бородами: у брата виднелась рыжина, а вот отец постепенно покрывался инеем времени на висках и щеках.
— С Новым годом, пап.
— Скоро совсем на мальчишку станешь похожа! — Отец потянулся к Элиной чёлке, но та игриво вывернулась из объятий Александра Вениаминовича. — У меня и то волосы длиннее, дочь!
— Не факт, — Эля рефлекторно поправила причёску, которая и правда была самой короткой из всех её экспериментов, но точно не мужской. — Волосы не зубы — отрастут. Бабушка так говорила всегда, помнишь?
— Так бабушка меня и тётю твою стригла коротко совсем, потому что в деревне ухаживать за волосами нет возможности. А у тебя — салоны, ванна, все эти ваши фены и другие приблуды…
— Главное, чтобы костюмчик сидел, а причёска — была к лицу. Мне эта очень идёт, разве нет? Давай, скажи дочери, что она некрасивая…
— Элеонора, не паясничай! Мне просто хочется чуть больше женственности и классической истории видеть в тебе. — Отец покачал головой и поправил очки на переносице.
— А мне хочется — абсолютного принятия и безоговорочной любви. Но не все желания сбываются, пап! Что поделать! — Эля пожала плечами и отошла к ёлке, не собираясь продолжать разговор. Он болючий — словно каждый раз её запихивают в коробку, которая Эле совсем не по размеру: ей тесно, тяжело дышать и всё тело ноет. К счастью, Белка вовремя спасла ситуацию:
— Папочка, не стой на дороге, пожалуйста! Мы тут несём овощи и картошку, и вообще уже все идут, так что давай за стол! И ты, Эль, тоже садись, не кружи у ёлки, все проголодались, наверное…
Белочка тараторила, как заводная игрушка: весело, суетливо и без возможности остановиться. Эля подскочила к сестре и сжала руками её плечи — мол, успокойся и выдыхай. Белка вздрогнула, схватила ртом воздух, который явно заканчивался в её лёгких, и благодарно кивнула.
— Рассаживаемся, — вихрем — строгим и благоухающим какими-то дорогими духами — в комнату ворвалась мама. — Мы с отцом во главе. Мишенька, вы с Изабеллой справа, Артёмий — вы слева. Элеонора…
— Поест на кухне, — пробормотала Эля. — Напротив вас, мам, я помню.
Пока все сели, решили, кто что пьёт, кто наливает, и стоит ли класть картошку сразу, прошло, наверное, минут десять. Эля тоста не дождалась — сходу сделала пару глотков красного вина и хитро подмигнула Тёмычу, который под шумок чокнулся с сестрой и тоже пригубил свой виски.
— Я скажу первый тост! — Отец отодвинул стул и встал, оглядывая семью за столом. — Спасибо, что вы все сегодня здесь — дома, с семьёй и близкими людьми. Пусть наступивший год принесёт вам здоровье, благополучие, счастье… И мы вот так же соберёмся через год за праздничным столом!
— Может даже в восьмером наконец-то, — добавила мама, совершенно не пытаясь понизить тон. Она хотела, чтобы её все услышали — особенно Эля.
— Вы ещё одного ребёнка планируете? — парировала она, вставая, чтобы чокнуться с отцом.
— Не язви, Элеонора. Ты прекрасно понимаешь, о чём я — тебе давно пора завести семью.
— А вас на «Куфаре» продать или что? Или после тридцати вы — как молочная семья — отпадаете из моей жизни?
— Элеонора, сбавь обороты. Мы с мамой просто о тебе переживаем.
— Ага, — кивнула Эля. — С новым годом всех!
Неловкие поздравления и перезвоны бокалов не сгладили первого впечатления. Эля в который раз пожалела, что согласилась приехать — она и себе день портила, и другим заодно — хотя просто присутствовала в помещении. Внезапно в игру вступила Варя — и Эля впервые была ей благодарна.
— А почему у ваших детей такие необычные имена?
— Вполне себе заурядные, — тут же подхватил Тёмыч. — В моём детстве каждый второй был Иннокентием, Святославом или вот Артемием.
— В честь винограда меня назвали, — вступила в игру Белка, давясь смехом.
— А меня — в честь Элеоноры Эрнестины Марии Сольмс-Гогенсольмс-Лихской Герцогини Гессенской.
— Это не имя, а тест на трезвость, — захохотал, наконец, Тёмыч. — Каждый раз удивляюсь, как ты его выговариваешь!
— Я и в два раза быстрее могу!
— Вам бы только посмеяться, а Вареньке же интересно, — подала голос мама, прерывая всё веселье. — Это всё началось с рождения Элеоноры.
— И тут я винова-а-ата, — обращаясь к Варе, усмехнулась Эля.
— Виноваты врачи, которые твердили, что у нас сын будет.
— Да, я готовился к рождению наследника, игрушки мальчишеские доставал — времена такие были, надо было наперёд запасаться. А тут раз — девочка рождается, а мы даже и не думали над именем.
Белка и Тёмыч синхронно развернулись к ней. Эля усмехалась, всем своим видом показывая, что её забавляет эта история, но они-то знали правду. Ей всегда так грустно было слышать, что её — не ждали, не готовились, даже не предполагали, что может быть девочка. В этой истории за столько лет ни разу не прозвучало то, что они обрадовались дочери — только удивление и трудности. Так оно и пошло по жизни: Эля для них всегда была удивительно непослушной и трудно понимаемой.
— Я качала её в роддоме и обязательно что-нибудь напевала — в тишине она начинала плакать. И вот я повторяла: «Э-э-ля, э-э-ля!» — и ей нравилось, она сразу успокаивалась от этих звуков. Так мы и решили, что будет Эля.
Эля поймала мамин взгляд —- тёплый и любящий, направленный на ту малютку, а не на то, в кого она выросла.
— Но Эля звучит немелодично, простовато, вот мы принялись искать полную форму, которая бы направляла нашу дочь в будущем. Элеонора — означает милосердная, кстати.
— Это вы, ребята, промахнулись, — пошутил за сестру Тёмыч, отчего получил неодобрительный взгляд от Вари.
— И в кого они такие? — Мама посмотрела куда-то вверх, словно над ней были не потолок и второй этаж, а чистые голубые небеса. — Затем родился Артемий — это имя мы выбирали как раз, когда ждали первого ребёнка. Отчество выходит красивее, чем от имени Артём.
— Вот это вы наперёд просчитали всё, — снова встрял Тёмыч, которому страсть как нужно было всех развеселить и увлечь, пока семейные посиделки не превратились в скандальные выяснения отношений.
— Ты ещё нас с мамой поблагодаришь… Вы с Варей, — подмигнул ему отец, и упомянутая в таком контексте Варя тут же залилась краской.
— Ну а когда я носила Изабеллу, тут уже мы подбирали красивое длинное имя, чтобы от брата с сестрой не отставала. Это ведь так сложно и важно — правильно назвать ребёнка. Чтобы имя подходило, помогало, звучало громко и величественно. Как корабль назовёшь…
— И как мы поплыли — правильно? Все довольны? — не сдержалась Эля. И хоть вопрос её звучал шуточно, в нём было столько детской обиды и взрослого разочарования. Обычно она держалась молодцом: язвила, позволяла себя попрекать, соответствовала статусу непутёвого ребёнка, но сегодня что-то пошло не так.
— У нас есть новость, — снова затараторила Белка, пока не началась перепалка. — Мы специально попросили всех приехать, собраться вместе, потому что нам нужно вам всем кое-что сказать.
Они с Мишкой оба поднялись и Эля, как сидящая ближе всего к сестре, заметила на её пальце кольцо, которого раньше точно там не было.
В попытках успокоиться она не услышала притормозившего невдалеке такси, не засекла скрипа калитки, поэтому слегка подпрыгнула от неожиданного звука голоса брата.
— Тёмыч, твою мать!
— Нашу, Эля, нашу, — хохотнул брат и сгрёб её в объятия. Эля недовольно бубнила проклятия, но обняла Тёмыча в ответ. И только тогда увидела в паре шагов от них Варю.
— Привет, — отступив от брата, кивнула Эля. — С наступившим, получается.
— Да, с наступившим! Отлично выглядишь! — Варя улыбалась напряжённо и дёрганно поправляла огромный узорчатый шарф. Эля знала, что девушка брата её побаивается, но никак не пыталась ситуацию изменить — пусть помнит, что за Тёмыча ей глотку-то перегрызут и не подавятся.
— Выходит, мы последние приехали?
— Да, Тём, вы как всегда опоздали. Но мама уже вцепилась в меня, так что можешь не переживать — никто не заметит.
— Узнаю нашу семью!
— Добро пожаловать, Варя! — Эля внезапно сместила весь акцент на барышне Тёмыча — вся раздражительность вылилась на лишнего, случайного персонажа этого грустного застолья. — Подумай дважды, хочешь ты ли в этот адский котёл возвращаться ещё когда-нибудь.
Не вслушиваясь в бурчание брата, Эля поспешила в дом. Она честно любила свою семью — каждого по-своему, — но больше на расстоянии. И если бы не классно проведенный Новый год с друзьями, который закрыл потребность в позитивных эмоциях, всем в этом доме сейчас досталось бы куда больше, чем просто мелкие подколки.
— Мам, Тёмыч приехал! — Быстро снять с себя куртку, переобуться в тапочки и сбежать с глаз долой, переключив мамину любовь на средненького. Идеальный план по мнению Элеоноры Александровны Стрельцовой.
— Ну вот опять эти ваши обрубленный прозвища! — Мама гордо несла себя и поднос с праздничной уткой, который Эля перехватила на ходу. — Артемий, дорогой, с Новым годом! О, ты привёз с собой Варечку! Проходи, милая, не стесняйся.
— Мама, не суетись так, — Тёмыч поцеловал Веру Андреевну в щёку. — Варя не первый раз в этом доме — прекрасно разберётся, что к чему.
— Какой ты порой невнимательный, Артемий! Как только Варечка тебя терпит!
В мамином тоне, конечно, не было ни капли поучения, скорее — милое журение, как совсем неразумным детям что-то объясняют. Потому что это — сын. И хоть он не такой идеальный вырос, как Белка, но хотя бы не вставал на тропу саркастичных пререканий, как Эля.
— Пожалуйста, не комментируй, — прошептала на ухо откуда-то взявшаяся Белка. — Я помню, что ты Варю не жалуешь, но не при маме.
— Заступаться начнёт? — так же шёпотом уточнила Эля.
— Ещё бы! Ты же знаешь, что и Мишку, и Варю мама обожает вне зависимости от того, какие они люди. Просто по факту их наличия, как мне кажется.
— Окстись, Мишка твой такой же положительный, как и ты. Чего там не любить-то?
— Это ты мне скажи, — буркнула Белка, правда совсем безобидно.
— Я не его не люблю, а ваши все эти сахарные отношения. Не сахарные, — тут же добавила Эля, предвосхищая вопросы о Варе, — я тем более не понимаю и не поощряю.
— Тяжело тебе придётся, сестрёнка, — то ли про сегодняшний день, то ли про жизнь в целом вздохнула Белка.
— Все мыть руки и за стол! Артемий, позови отца и Михаила — они наверху.
Все снова засуетились, словно в доме десятка три людей, а не одна отдельно взятая семья. Эля пальцами поправила свою слегка подкрученную чёлку, проверила, нет ли важных сообщений на телефоне и выключила звук — от греха подальше. В гостиной пахло едой: мама умела очень вкусно готовить и красиво сервировать любое блюдо. Хранительница очага — она до мелочей продумывала меню, скатерть и салфетки в тон, приборы и вина под определенные закуски и горячее. Журнальный столик практически весь был покрыт фруктами — преимущественно мандаринами, конечно, — но мама добавила и то, что привезла Эля. А в свободном от идеально подобранной мебели и современной техники углу красовалась ёлка. Живая, огромная, пахнущая лесом и детством. Эля у себя в квартире предпочитала гирлянды и лапник максимум, а тут пушистая красавица, в которую по-кошачьи хочется упасть и пропасть ненадолго. Эля щёлкнула выключателем гирлянды, и по зелёному полотну побежали разноцветные огоньки. Мама подобрала идеальные шары — ёлка словно с фото журнала по дизайну! — но Эля скучала по кривым самодельным игрушкам, старым советским шишечкам и зверушкам, по пенопластовым дед морозу со снегурочкой, в конце концов. В этих абсолютно не модных и порой несочетающихся украшениях было столько праздника и семейности, что, казалось, можно было пережить любой шторм разрозненных настроений. А сегодня ёлка выглядела красивой, но бездушной — прямо как Эля в глазах многих знакомых и членов семьи.
— Элеонора, — спокойный грудной голос отца вывел её из раздумий. Он приветственно раскрыл объятия в ожидании, когда дочь побежит его обнимать, сам, при этом, ни шагу от дверей, в которых замер, не сделав. Эля неторопливо подошла, обняла отца, поцеловала в колючую щёку — они с Тёмычем словно двое из ларца со своими прямоугольными очками и бородами: у брата виднелась рыжина, а вот отец постепенно покрывался инеем времени на висках и щеках.
— С Новым годом, пап.
— Скоро совсем на мальчишку станешь похожа! — Отец потянулся к Элиной чёлке, но та игриво вывернулась из объятий Александра Вениаминовича. — У меня и то волосы длиннее, дочь!
— Не факт, — Эля рефлекторно поправила причёску, которая и правда была самой короткой из всех её экспериментов, но точно не мужской. — Волосы не зубы — отрастут. Бабушка так говорила всегда, помнишь?
— Так бабушка меня и тётю твою стригла коротко совсем, потому что в деревне ухаживать за волосами нет возможности. А у тебя — салоны, ванна, все эти ваши фены и другие приблуды…
— Главное, чтобы костюмчик сидел, а причёска — была к лицу. Мне эта очень идёт, разве нет? Давай, скажи дочери, что она некрасивая…
— Элеонора, не паясничай! Мне просто хочется чуть больше женственности и классической истории видеть в тебе. — Отец покачал головой и поправил очки на переносице.
— А мне хочется — абсолютного принятия и безоговорочной любви. Но не все желания сбываются, пап! Что поделать! — Эля пожала плечами и отошла к ёлке, не собираясь продолжать разговор. Он болючий — словно каждый раз её запихивают в коробку, которая Эле совсем не по размеру: ей тесно, тяжело дышать и всё тело ноет. К счастью, Белка вовремя спасла ситуацию:
— Папочка, не стой на дороге, пожалуйста! Мы тут несём овощи и картошку, и вообще уже все идут, так что давай за стол! И ты, Эль, тоже садись, не кружи у ёлки, все проголодались, наверное…
Белочка тараторила, как заводная игрушка: весело, суетливо и без возможности остановиться. Эля подскочила к сестре и сжала руками её плечи — мол, успокойся и выдыхай. Белка вздрогнула, схватила ртом воздух, который явно заканчивался в её лёгких, и благодарно кивнула.
— Рассаживаемся, — вихрем — строгим и благоухающим какими-то дорогими духами — в комнату ворвалась мама. — Мы с отцом во главе. Мишенька, вы с Изабеллой справа, Артёмий — вы слева. Элеонора…
— Поест на кухне, — пробормотала Эля. — Напротив вас, мам, я помню.
Пока все сели, решили, кто что пьёт, кто наливает, и стоит ли класть картошку сразу, прошло, наверное, минут десять. Эля тоста не дождалась — сходу сделала пару глотков красного вина и хитро подмигнула Тёмычу, который под шумок чокнулся с сестрой и тоже пригубил свой виски.
— Я скажу первый тост! — Отец отодвинул стул и встал, оглядывая семью за столом. — Спасибо, что вы все сегодня здесь — дома, с семьёй и близкими людьми. Пусть наступивший год принесёт вам здоровье, благополучие, счастье… И мы вот так же соберёмся через год за праздничным столом!
— Может даже в восьмером наконец-то, — добавила мама, совершенно не пытаясь понизить тон. Она хотела, чтобы её все услышали — особенно Эля.
— Вы ещё одного ребёнка планируете? — парировала она, вставая, чтобы чокнуться с отцом.
— Не язви, Элеонора. Ты прекрасно понимаешь, о чём я — тебе давно пора завести семью.
— А вас на «Куфаре» продать или что? Или после тридцати вы — как молочная семья — отпадаете из моей жизни?
— Элеонора, сбавь обороты. Мы с мамой просто о тебе переживаем.
— Ага, — кивнула Эля. — С новым годом всех!
Неловкие поздравления и перезвоны бокалов не сгладили первого впечатления. Эля в который раз пожалела, что согласилась приехать — она и себе день портила, и другим заодно — хотя просто присутствовала в помещении. Внезапно в игру вступила Варя — и Эля впервые была ей благодарна.
— А почему у ваших детей такие необычные имена?
— Вполне себе заурядные, — тут же подхватил Тёмыч. — В моём детстве каждый второй был Иннокентием, Святославом или вот Артемием.
— В честь винограда меня назвали, — вступила в игру Белка, давясь смехом.
— А меня — в честь Элеоноры Эрнестины Марии Сольмс-Гогенсольмс-Лихской Герцогини Гессенской.
— Это не имя, а тест на трезвость, — захохотал, наконец, Тёмыч. — Каждый раз удивляюсь, как ты его выговариваешь!
— Я и в два раза быстрее могу!
— Вам бы только посмеяться, а Вареньке же интересно, — подала голос мама, прерывая всё веселье. — Это всё началось с рождения Элеоноры.
— И тут я винова-а-ата, — обращаясь к Варе, усмехнулась Эля.
— Виноваты врачи, которые твердили, что у нас сын будет.
— Да, я готовился к рождению наследника, игрушки мальчишеские доставал — времена такие были, надо было наперёд запасаться. А тут раз — девочка рождается, а мы даже и не думали над именем.
Белка и Тёмыч синхронно развернулись к ней. Эля усмехалась, всем своим видом показывая, что её забавляет эта история, но они-то знали правду. Ей всегда так грустно было слышать, что её — не ждали, не готовились, даже не предполагали, что может быть девочка. В этой истории за столько лет ни разу не прозвучало то, что они обрадовались дочери — только удивление и трудности. Так оно и пошло по жизни: Эля для них всегда была удивительно непослушной и трудно понимаемой.
— Я качала её в роддоме и обязательно что-нибудь напевала — в тишине она начинала плакать. И вот я повторяла: «Э-э-ля, э-э-ля!» — и ей нравилось, она сразу успокаивалась от этих звуков. Так мы и решили, что будет Эля.
Эля поймала мамин взгляд —- тёплый и любящий, направленный на ту малютку, а не на то, в кого она выросла.
— Но Эля звучит немелодично, простовато, вот мы принялись искать полную форму, которая бы направляла нашу дочь в будущем. Элеонора — означает милосердная, кстати.
— Это вы, ребята, промахнулись, — пошутил за сестру Тёмыч, отчего получил неодобрительный взгляд от Вари.
— И в кого они такие? — Мама посмотрела куда-то вверх, словно над ней были не потолок и второй этаж, а чистые голубые небеса. — Затем родился Артемий — это имя мы выбирали как раз, когда ждали первого ребёнка. Отчество выходит красивее, чем от имени Артём.
— Вот это вы наперёд просчитали всё, — снова встрял Тёмыч, которому страсть как нужно было всех развеселить и увлечь, пока семейные посиделки не превратились в скандальные выяснения отношений.
— Ты ещё нас с мамой поблагодаришь… Вы с Варей, — подмигнул ему отец, и упомянутая в таком контексте Варя тут же залилась краской.
— Ну а когда я носила Изабеллу, тут уже мы подбирали красивое длинное имя, чтобы от брата с сестрой не отставала. Это ведь так сложно и важно — правильно назвать ребёнка. Чтобы имя подходило, помогало, звучало громко и величественно. Как корабль назовёшь…
— И как мы поплыли — правильно? Все довольны? — не сдержалась Эля. И хоть вопрос её звучал шуточно, в нём было столько детской обиды и взрослого разочарования. Обычно она держалась молодцом: язвила, позволяла себя попрекать, соответствовала статусу непутёвого ребёнка, но сегодня что-то пошло не так.
— У нас есть новость, — снова затараторила Белка, пока не началась перепалка. — Мы специально попросили всех приехать, собраться вместе, потому что нам нужно вам всем кое-что сказать.
Они с Мишкой оба поднялись и Эля, как сидящая ближе всего к сестре, заметила на её пальце кольцо, которого раньше точно там не было.
— Александр Вениаминович, Вера Андреевна, ребята, — Мишка заметно волновался: он искал руку Белки и слишком громко дышал, собираясь с мыслями. — Мы с Бе… Изабеллой уже давно вместе, у нас хорошие отношения, планы совместные. Я очень её люблю и она, надеюсь, отвечает мне такой же взаимностью… В общем, мы решили пожениться. Надеюсь, вы все поддержите наше решение.
Белка торжественно подняла руку, демонстрируя всем то самое заветное кольцо. Она расплылась в улыбке и стала совсем юной девчонкой, которая первый раз рассказывала, что влюбилась очень-очень сильно. Мама даже слезу пустила — её идеальная дочь выходит замуж. Всё так, как и должно быть.
— Ну что, поздравляю! — Тёмыч тоже светился. Он обошёл вокруг, чтобы обнять Белку и будущего родственника, весело посмеиваясь, словно это он женился на любви всей своей жизни. — Скажи, она тебя заставила? Моргни два раза, если что!
— Тёмыч, — наигранно возмутилась Белка и утонула в объятиях брата.
— Как мне теперь тебя называть? Никогда не могла запомнить все эти никому не нужные слова, — Эля тоже подалась навстречу радостным объятиям. Да даже Варя, казалось, была очарована этой счастливой атмосферой, хотя мимолётный грустный взгляд в сторону Тёмыча Эля всё же уловила.
— Можешь и дальше просто Молотовым, — Мишка обнял её быстро и крепко.
— А я всё думал, чего ты такой нервный сегодня, — папа обнимал Белку, словно раздумывал, отдавать ли её в руки нового важного в её жизни мужчины.
— Да я хотел как полагается просить руки, но Бельчонок попросила не портить сюрприз.
— Сюрприз удался! — Мама, переполненная чувствами, вытирала щёки — изящно промакивая их салфеткой. — Я так счастлива, что вы женитесь! Давно пора, мои дорогие. Хотя, кто бы мог подумать, что именно младшая наша дочь первой выйдет замуж!
Это была последняя капля. Эля схватила телефон, бросила, что ей звонят по работе, и выскочила из гостиной. Она даже про куртку и ботинки забыла — побежала через кухню на задний двор, чтобы никто не видел. Эля устала. От нарочитой семейной радости, от всех этих романтических никому не нужных жестов, от постоянного недовольства родителей. Даже сейчас, казалось, ну обнимайтесь, обсуждайте свадьбу, зачем кидать камни в её огород. Но мама была бы другим человеком, не вверни она очередную шпильку — противную, бессмысленную и оттого особенно болючую.
Дверь скрипнула и рядом нарисовался Тёмыч. Он протянул Эле открытую пачку сигарет.
— Будешь?
— Окстись, дать маме ещё один повод гнобить меня? Конечно!
Она вытащила сигарету, подкурила, пока Тёмыч поддерживал огонёк зажигалки, и порывисто затянула в лёгкие горький дым очередного разочарования.
— Ничего нового — ты же знаешь. Их не поменять.
— Вот именно! А я зачем-то всё равно приезжаю и надеюсь, что хоть в этот раз мы побудем нормальной семьёй.
— Ты могла бы уже разок подыграть.
— А может вы уже разок бы смирились с тем, какая я, а не просили изображать клон Белки!
— Не так уж я плоха, — грустно вплелась в разговор сестра, вынесшая им куртки. — Замёрзнете.
— Прости, мелочь, ничего личного.
— Я не хотела, чтобы тебя задело, правда. Но для меня это так важно, чтобы все приехали, сказать вам…
— Белка, мы все рады! — Тёмыч потрепал её по голове.
— Да и само собой напрашивалось, чего уж там. Скажи, всё было по пафосу: ресторан, свечи, цветы, Молотов твой на колене?
— Это не пафос, а романтика, — зарделась Белка и все захохотали.
— Пробито!
— Тём, ну всё же очевидно. Если ты счастлива, мелочь, то я очень за тебя рада.
— Давайте уже обниматься! — Тёмыч потянул к себе сестёр, сгребая их в свои медвежьи объятия.
— Чтобы и от меня сигаретами пахло?
— Погибать — так всем вместе, — выдохнула в её сторону дым Эля. — Ты только жениться не надумай в ближайшее время, прошу.
— Как знать, — многозначительно ответил Тёмыч.
— Да ну вас!
Эля выбросила окурок в пепельницу и обняла брата и сестру. Она могла сколько угодно обижаться и злиться на родителей, но вот эти двое — весь её мир. Она готова была глотки перегрызть любому, кто сделает им больно. И если вся эта любовная чушь так нужна была Тёмычу и Белке, Эля — хоть и с долей скепсиса — принимала их выбор и поддерживала всегда.
— Когда мы вместе, точно никто не круче, — выдохнула она, глядя на Белку и Тёмыча. — Ради вас я потерплю этот ад ещё немного. Но после торта я — домой, уж простите.
— Спасибо, — Белка чмокнула её в щёку — благодарно.
«Родовое гнездо» переливалось огнями. Эля посмотрела на пригаражную ёлку и загадала, чтобы в этом году её младшенькие точно были счастливы. И она — заодно.
Белка торжественно подняла руку, демонстрируя всем то самое заветное кольцо. Она расплылась в улыбке и стала совсем юной девчонкой, которая первый раз рассказывала, что влюбилась очень-очень сильно. Мама даже слезу пустила — её идеальная дочь выходит замуж. Всё так, как и должно быть.
— Ну что, поздравляю! — Тёмыч тоже светился. Он обошёл вокруг, чтобы обнять Белку и будущего родственника, весело посмеиваясь, словно это он женился на любви всей своей жизни. — Скажи, она тебя заставила? Моргни два раза, если что!
— Тёмыч, — наигранно возмутилась Белка и утонула в объятиях брата.
— Как мне теперь тебя называть? Никогда не могла запомнить все эти никому не нужные слова, — Эля тоже подалась навстречу радостным объятиям. Да даже Варя, казалось, была очарована этой счастливой атмосферой, хотя мимолётный грустный взгляд в сторону Тёмыча Эля всё же уловила.
— Можешь и дальше просто Молотовым, — Мишка обнял её быстро и крепко.
— А я всё думал, чего ты такой нервный сегодня, — папа обнимал Белку, словно раздумывал, отдавать ли её в руки нового важного в её жизни мужчины.
— Да я хотел как полагается просить руки, но Бельчонок попросила не портить сюрприз.
— Сюрприз удался! — Мама, переполненная чувствами, вытирала щёки — изящно промакивая их салфеткой. — Я так счастлива, что вы женитесь! Давно пора, мои дорогие. Хотя, кто бы мог подумать, что именно младшая наша дочь первой выйдет замуж!
Это была последняя капля. Эля схватила телефон, бросила, что ей звонят по работе, и выскочила из гостиной. Она даже про куртку и ботинки забыла — побежала через кухню на задний двор, чтобы никто не видел. Эля устала. От нарочитой семейной радости, от всех этих романтических никому не нужных жестов, от постоянного недовольства родителей. Даже сейчас, казалось, ну обнимайтесь, обсуждайте свадьбу, зачем кидать камни в её огород. Но мама была бы другим человеком, не вверни она очередную шпильку — противную, бессмысленную и оттого особенно болючую.
Дверь скрипнула и рядом нарисовался Тёмыч. Он протянул Эле открытую пачку сигарет.
— Будешь?
— Окстись, дать маме ещё один повод гнобить меня? Конечно!
Она вытащила сигарету, подкурила, пока Тёмыч поддерживал огонёк зажигалки, и порывисто затянула в лёгкие горький дым очередного разочарования.
— Ничего нового — ты же знаешь. Их не поменять.
— Вот именно! А я зачем-то всё равно приезжаю и надеюсь, что хоть в этот раз мы побудем нормальной семьёй.
— Ты могла бы уже разок подыграть.
— А может вы уже разок бы смирились с тем, какая я, а не просили изображать клон Белки!
— Не так уж я плоха, — грустно вплелась в разговор сестра, вынесшая им куртки. — Замёрзнете.
— Прости, мелочь, ничего личного.
— Я не хотела, чтобы тебя задело, правда. Но для меня это так важно, чтобы все приехали, сказать вам…
— Белка, мы все рады! — Тёмыч потрепал её по голове.
— Да и само собой напрашивалось, чего уж там. Скажи, всё было по пафосу: ресторан, свечи, цветы, Молотов твой на колене?
— Это не пафос, а романтика, — зарделась Белка и все захохотали.
— Пробито!
— Тём, ну всё же очевидно. Если ты счастлива, мелочь, то я очень за тебя рада.
— Давайте уже обниматься! — Тёмыч потянул к себе сестёр, сгребая их в свои медвежьи объятия.
— Чтобы и от меня сигаретами пахло?
— Погибать — так всем вместе, — выдохнула в её сторону дым Эля. — Ты только жениться не надумай в ближайшее время, прошу.
— Как знать, — многозначительно ответил Тёмыч.
— Да ну вас!
Эля выбросила окурок в пепельницу и обняла брата и сестру. Она могла сколько угодно обижаться и злиться на родителей, но вот эти двое — весь её мир. Она готова была глотки перегрызть любому, кто сделает им больно. И если вся эта любовная чушь так нужна была Тёмычу и Белке, Эля — хоть и с долей скепсиса — принимала их выбор и поддерживала всегда.
— Когда мы вместе, точно никто не круче, — выдохнула она, глядя на Белку и Тёмыча. — Ради вас я потерплю этот ад ещё немного. Но после торта я — домой, уж простите.
— Спасибо, — Белка чмокнула её в щёку — благодарно.
«Родовое гнездо» переливалось огнями. Эля посмотрела на пригаражную ёлку и загадала, чтобы в этом году её младшенькие точно были счастливы. И она — заодно.
Вот и всё, так устроен мир
Снег под Рождество, розовый зефир
Я думал, нам повезёт, мы останемся детьми
Но этот Новый Год мы встретим взрослыми
(с) Zoloto
Найти автора или оставить отзыв можно в тг-канале Яна Миа #так_вышло
